Могила светлячков (Grave of the Fireflies)
"Посвящается тем кровавым дням
в прошлом, что до сих пор не дают
спать многим их пережившим.
Война. Война никогда не меняется…
Проклятые пробки, - я шагнул с перрона в вагон
метро, - из-за них я опять опаздываю на занятия. Вагон набрал
скорость и с лёгким покачиванием помчался по тоннелю. Доехав
до нужной мне станции, я вышел и поднялся на поверхность. За
пределами метро меня ждала всё та же суета дневного Токио.
Люди, машины, море людей и машин, все куда-то торопятся,
куда-то движутся. В толпе иду и я. Обычный российский студент
(в Японии я изучаю язык). Направляясь на занятия, попал в
пробку, потому вынужден был ехать на метро. Профессор ругался,
но ничего поделать не мог, городская жизнь, он и сам это
понимал.
Вечером, выйдя на прогулку по ночному
городу, иду на вокзал. Есть одно местечко за пределами города,
откуда открывается чудеснейший вид. Туда я и направился. Сидя
в тихой аллее далеко от шума улиц и наблюдая за огнями ночного
Токио, я постепенно начинаю задумываться над разными вещами.
Над человечностью, над человечеством и над его неотъемлемой
частью - войной.
Вот, например, сейчас я вижу
кусок хлеба, валяющийся около скамейки. Днём кто-то бросил его
птицам и пошёл своей дорогой. Но представим другую ситуацию.
Война, например вторая мировая. Весь город разгромлен.
Продовольствия не хватает. Больницы переполнены ранеными и
убитыми. А здесь, на тротуаре возле лавочки, лежит драгоценная
корочка хлеба. Вещи приобретают совсем другую ценность во
время войны. Мы - люди, живущие в достатке и не знакомые с
голодом, зачастую не понимаем, как нам повезло.
Ночью оживает память…
На соседней лавочке замечаю странную парочку.
Парнишка лет пятнадцати и маленькая девочка. Что странного?
Одеты они старомодно. На парнишке военная форма времён второй
мировой, а на девочке старомодное платьице. Что-то ещё
казалось в них необычным, но я никак не мог понять что. Что-то
неуловимое и непонятное…
Тем временем девочка
достала что-то из жестяной коробки и съела. Парнишка посмотрел
на неё и, улыбнувшись, продолжил любоваться городом. И тут я
понял, что в них было не так. Я мог видеть сквозь них. Они
были полупрозрачные. Призраки…
Как ни странно я
ничуть не испугался, а напротив решил подойти поближе.
Стараясь двигаться бесшумно, я поднялся и начал подбираться к
ним. Внезапно парень обернулся, и наши глаза встретились. Он
встал, подошёл к мне и протянув руку сказал:
- Привет моё имя Сейта, а твоё?
- Меня зовут Андрей, -
представился я, не совсем понимая, что происходит.
- Странно, что ты
можешь видеть нас. Обычно нас никто не замечает. Хочешь
присоединиться?
- Пожалуй, я не
против, - господи, что я говорю. Это же призрак, мне бы сейчас
ноги уносить.
Мы просидели несколько минут
знакомясь. Я узнал, что девочку зовут Сецуко и они с Сейтой
брат и сестра. Что умерли они в конце войны и с тех пор
путешествуют по Японии. Призраками. Они уже успели свыкнуться
с такой посмертной жизнью и сейчас просто решили полюбоваться
ночным городом.
- А как вы погибли?
- как всегда "тактично" поинтересовался я, и лишь потом понял
бестактность вопроса.
- О, не
волнуйся, - увидев моё смущение, сказал Сейта, - мы уже давно
привыкли к тому, что мертвы. А историю свою мы тебе расскажем.
Ни одна война не стоит и единой слезинки ребёнка…
1945 год. Этот год стал переломным в жизни
Сейты и Сэцуко.
Уже привыкшие к бесконечным
бомбёжкам, они, как обычно, собирались бежать в бомбоубежище.
Мать вышла раньше, а они задержались, собирая кое-какие вещи.
Привычно посадив сестрёнку на спину, Сейта побежал к
бомбоубежищу, но на полпути понял, что не успеет, и повернул к
реке.
Вернувшись после бомбёжки в город, он
обнаружил только руины, трупы и людей ищущих своих родных в
обломках. Позже они добрались до госпиталя, где Сейта узнаёт о
смерти матери. Своей сестрёнке он ничего не рассказывает, да и
сам отказывается верить, что это забинтованное, обожжённое
тело было его матерью. Что она ушла и больше не вернётся. Что
её забрала война. Обо всём случившемся он тут же пишет отцу,
служащему на флоте, сообщая ему, что они с Сецуко переезжают к
тетке.
После переезда жизнь как будто
наладилась и успокоилась, но лишь для того, чтобы в очередной
раз побольнее ударить по детям. Война продолжалась. Из-за
того, что Сейта не работал, тётка стала ворчать на него, а
после очередного скандала Сейта заявил, что отныне они с
Сецуко будут есть отдельно. Тем временем, брат и сестра вели
достаточно беззаботную жизнь, они играли, купались в море и
развлекались, как и любые дети их возраста.
Из
тех воспоминаний наиболее врезался в память человек, лежавший
на пляже. Казалось, он отдыхает. К нему подбежала Сецуко, но,
присмотревшись, Сейта заметил кружившихся над человеком мух,
совсем как тогда в госпитале. Человек был мёртв.
И вот пришло утро…
Пришло, как будто его кто-то тут ждал, и, не
спросив разрешения, начало вступать в свои права, набирая силу
для перехода в день.
- Нам пора
уходить, мы не можем быть здесь днем, - сказала Сецуко, - но
если ты хочешь узнать нашу историю до конца, то приходи сюда
завтра.
- Отлично, я обязательно
приду, - сказал я на прощание таящим духам.
Добравшись до никогда не засыпающего
города и придя домой, я улёгся спать. Благо было воскресенье и
никуда не нужно было идти. В тот день мне почему-то приснился
Сталинград. Армии Паулюса идущие на штурм, наши солдаты,
отстреливающиеся от превосходящего их противника. Кровавая
бойня, в которой столкнулись лбами две империи. Снилась
Курская дуга, механизированный горящий ад, разрывы снарядов,
дым выстрелов и горящие танки. Снились гетто, полные до отказа
и, не прекращающие своей работы ни на секунду, крематории,
куда людей зачастую кидали ещё живыми. Снилось ещё что-то
связанное с войной. Эта глупая сука показывала мне свои ужасы.
Воспоминания людей, миллионов погибших в этом спектакле
человеческого безумия. Эти воспоминания кружат над Землёй и
иногда приходят к людям, как сейчас явились ко мне.
Проснувшись под вечер в холодном поту, я долго не решался
подняться с постели. Я боялся, боялся встать и обнаружить за
окном горящий город, боялся того, что сон стал явью и сейчас
на дворе вовсе не 2003, а 1943. Но, немного отойдя от дневных
сновидений, я начал собираться. К ночи мне снова необходимо
быть в парке, не терпелось дослушать до конца историю
детей.
Я шёл по ночному городу и недоумевал,
неужели никто не помнит тех страшных лет. Неужели эти
жизнерадостные лица не омрачают воспоминания. Я даже поймал
себя на некоторой неприязни к окружающим людям. Они сейчас
веселятся, развлекаются, готовы на всё ради денег, а ведь
когда-то… Но потом я понял, что они наверняка помнят прошлое,
просто оно не касается их жизни сейчас и они не думают о всёх
тех ужасах, которые я видел во сне. Они задумаются, они
обязательно задумаются о войне, когда она постучит к ним в
дверь, а пока… А пока они живу и радуются жизни, и, черт
побери, правы.
21 сентября 1945 года. День, когда я умер…
Так начал свою историю призрак. Сегодня Сейта
был чем-то опечален.
- Я и Сецуко
не могли больше оставаться у тётки. Во мне взыграла гордость,
и я ушёл, забрав с собой сестрёнку, - продолжил он.
- Поначалу всё было хорошо, мы
нашли заброшенное бомбоубежище и жили там. Еду покупали у
фермеров, готовили сами. Ночью наполняли нашу сетку от
москитов светлячками, так что нам было нестрашно спать в
темноте. Однажды я застал Сецуко за закапыванием мёртвых
светлячков. Я спросил её, что она делает, и она ответила, что
сделала светлячкам могилу. Как нашей маме, ведь она теперь
тоже там. Она сказала, что тетя ей всё рассказала про мать.
Тогда я впервые осознал потерю по-настоящему. Я ощутил всю
горечь утраты. Я не мог удержаться от слёз при мысли о том,
что мы с Сецуко остались одни. Потом, крестьяне перестали
продавать еду из-за её нехватки, и мне пришлось воровать.
Однажды я попался, был избит, а участковый посоветовал мне
вернуться к тётке. Но моя проклятая гордость не позволяла мне
сделать этого, ведь чтобы вернуться, надо было сначала
признать себя неправым и извиниться. Потом Сецуко заболела. Я
старался, как мог, но этого было недостаточно. Получая
перевод, я узнал о нашем поражении в войне, и разгроме нашего
флота. Тогда я понял, почему отец не писал так долго. Накупив
разной еды, и столь любимых моей сестрёнкой арбузов, я
поспешил к нашему "дому". Но Сецуко умирала, нехватка еды и
болезнь отняли её у меня, - здесь он заплакал, а когда
успокоился - продолжил.
- Она
умерла, а вместе с ней что-то умерло и во мне. Похоронив её, я
ушёл из нашего убежища навсегда… 21 сентября 1945 года. День,
когда я умер…- почти шёпотом закончил он.
Тяжёлое молчание повисло над аллеей. Я
боялся проронить хоть слово. Я не знал, чем утешить тех, кто
уже мёртв. Но, подняв глаза на Сейту и Сецуко, я изумлённо
замер, боясь пошелохнуться. Их окружало легкое сияние. Сейта
обратился ко мне со слезами счастья на глазах:
- Андрей. Рассказав тебе
всё и признав свою вину, я заслужил прощение. Я простил сам
себя и теперь могу уйти. Спасибо тебе, живи счастливо, - с
этими словами он растворился в сиянии и исчез.
Когда кончается война или вместо эпилога…
Когда
кончается война, люди начинают считать потери. Когда кончается
война, они смиряются и возвращаются домой. Они заново
привыкают жить. Жить, не боясь ничего. Жить, замечая и ценя
красоту. Они слушают музыку. Они любят и ненавидят, они
живут…
Их жизнь полна всяких разных
воспоминаний, и среди них есть и воспоминания о войне. Через
некоторое время они забудут цели войны и её героев, они
забудут виновников и победителей, но единственное, чего они не
должны забывать, да и вряд ли когда-нибудь смогут забыть - это
своих потерь и той скорби, которую несёт война. Того адского
удушья, которое несёт с собой атмосфера воюющей планеты.
P.S. Я намеренно не стал описывать аниме
с технической стороны, поскольку "Гибли студио" на моей памяти
не разу не сделала ничего плохого. А как завершающую тему к
статье предлагаю послушать "What a wonderful world" Луиса
Армстронга.
(c) SeeD 2003г
публикуется с
разрешения автора
Возврат
в библиотеку
|